www.roscosmos.ru
Успешный запуск Первого спутника вызвал бурную реакцию в мире — от восторга среди «победителей» до отчаяния в стане «проигравших». Даже после того, как стало известно, что спутник — это простой алюминиевый шарик с антеннами, не представляющий какой-либо угрозы, тревога не исчезла. Наоборот, к ней добавилось острое желание добиться паритета с СССР в области ракетно-космической техники.
Информация о готовящемся запуске искусственного спутника была распространена через советскую печать заблаговременно, однако детали скрывались, поэтому мировое сообщество отреагировало на весть о появлении над планетой новой маленькой «луны» с некоторой задержкой.
Короткое сообщение ТАСС о запуске было распространено 5 октября, а на следующий день в центральных советских газетах появились подробности. Тогда же пошли и отзывы из-за рубежа.
Одним из первых выступил английский астроном Бернард Ловелл, основатель и директор Экспериментальной радиотелескопической станции Джодрелл-Бэнк. Он заявил, что запуск «является замечательным достижением и свидетельствует о высокой степени технического прогресса». Его поддержал Джозеф Каплан, председатель американского Национального комитета по проведению Международного геофизического года: «Я поражен тем, что им удалось сделать за такой короткий срок. <...> Это нечто фантастическое, и, если они могли запустить такой спутник, они смогут запустить и более тяжелые спутники».
Европейские газеты оценивали событие с точки зрения соперничества СССР и США. Например, французская «Le Franc-Tireur» сообщала: «Эта новость вызывает гигантский интерес повсюду, тем более что она свидетельствует, что остались далеко позади американские подготовительные работы в этой области». Ей вторила австрийская «Neuer Kurier»: «Как Советский Союз, так и США планировали на этот год запуск многих таких спутников. С их помощью человечество должно впервые проникнуть в мировое пространство. Советы выиграли состязание».
Итальянская газета «Paese Sera» подытоживала: «Советские ученые открывают новую эру истории дерзаний и прогресса человечества. Запуск искусственного спутника Земли является самым блестящим, самым необыкновенным результатом вековой борьбы человека за покорение природы. Этого достигли советские люди, и человечество благодарно им за это. День 4 октября будет навеки записан огненными буквами в книгу истории».
Совсем иные настроения воцарились в Соединенных Штатах, граждане которых внезапно осознали происходящее как «поражение». Каноническим стало признание знаменитого писателя Стивена Кинга, которого называют «королем» жанра ужасов. Он позже рассказывал, что самый сильный страх у него в детстве вызвало как раз сообщение о Первом спутнике: «Впервые я пережил ужас — подлинный ужас, а не встречу с демонами или призраками, живущими в моем воображении, — в один октябрьский день 1957 года. <...> Мне только что исполнилось десять. И, как полагается, я находился в кинотеатре. <...> На сцену вышел управляющий и поднял руку, прося тишины. <...> Вид у него был встревоженный и болезненный — а может, это было виновато освещение. Мы гадали, что за катастрофа заставила его остановить фильм в самый напряженный момент, но тут управляющий заговорил, и дрожь в его голосе еще больше смутила нас. «Я хочу сообщить вам, — начал он, — что русские вывели на орбиту вокруг Земли космический сателлит. Они назвали его... спутник». <...> Помню очень отчетливо: страшное мертвое молчание кинозала вдруг было нарушено одиноким выкриком; не знаю, был это мальчик или девочка, голос был полон слез и испуганной злости: «Давай показывай кино, врун!» Управляющий даже не посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос, и почему-то это было хуже всего. Это было доказательство. Русские опередили нас в космосе».
Впрочем, новость напугала не только американских детей, но и высшее политическое руководство, и командование Вооруженных сил, и даже аналитиков Центрального разведывательного управления.
Спутниковая «угроза»
Местоположение полигона в Казахстане поблизости от железнодорожной станции Тюра-Там, где проводятся испытания советской межконтинентальной баллистической ракеты Р-7, ЦРУ определило в августе 1957 года, после того как его с высоты сфотографировал разведывательный самолет U-2. Тогда на полигоне находился единственный действующий стартовый комплекс, на основании чего был сделан утешительный вывод: одинокая ракета не может представлять сколько-нибудь серьезную опасность для США и их союзников.
Отношение к проблеме стало меняться в октябре 1957 года. После запуска Первого спутника западная пресса начала утверждать идею тотального превосходства советских ракет перед американскими: ведь 84-килограммовый шар, регулярно пролетающий над головами, по мнению журналистов, это явно доказывал. Появлялись статьи с заголовками: «Сенатор Рассел утверждает, что спутник имеет военную значимость», «Военная тень красной луны», «Вызов, который мы не можем игнорировать», «Кандидат в президенты Эдлай Стивенсон говорит, что на кону безопасность США», «Реакция на спутник истерична», «США сбиты с толку спутником красных», «Спутник шокировал мир» и т. п.
Политики-демократы, видя растущую общественную тревогу, призвали немедленно провести «объективное» расследование на уровне Комитета Сената по вооруженным силам, чтобы ответить на вопрос: почему республиканская администрация во главе с Дуайтом Эйзенхауэром проигнорировала вызов и «страна явно отстала от СССР в разработке спутников и межконтинентальных ракет»?
В прессу также проникла информация, что ракетчики из Редстоунского арсенала еще полгода назад были готовы запустить спутник, но контракт достался ВМС, которые не справились с поставленной задачей. Дело шло к большому скандалу.
Президент Эйзенхауэр был вынужден выступить 8 октября на пресс-конференции с заявлением, что «обращающийся сейчас вокруг Земли советский спутник не представляет угрозы американской безопасности». Он попытался оправдать отставание от СССР тем, что научная программа изучения космического пространства с помощью спутников с самого начала была отделена от военных разработок баллистических ракет: «Наша спутниковая программа никогда не велась как соревнование с другими странами. Скорее она была тщательно спланирована как часть научной работы в рамках Международного геофизического года».
Кроме того, президент сообщил собравшимся репортерам, что первый американский спутник будет запущен в декабре.
Слова Эйзенхауэра слабо утешили общественность, ведь советский спутник продолжал кружить над планетой, посылая вниз четкие сигналы. Хуже того, благодаря «утечке» через газету «Труд» западная пресса узнала, что русские готовят запуск «более совершенного» аппарата на 40-ю годовщину Великой Октябрьской революции, то есть в начале ноября.
Еще 7 октября Советский Союз открыто объявил, что на орбите находятся два объекта: спутник в виде шара диаметром 58 см с радиоантеннами и массивная ступень ракеты-носителя. Однако западные комментаторы каким-то образом умудрились проигнорировать эту информацию. Новым «сюрпризом» для них стал Второй искусственный спутник Земли, отправившийся на орбиту 3 ноября с собакой Лайкой на борту. Объявленная масса аппарата — 508.3 кг — не включала массу пустой второй ступени (свыше 7 тонн), от которой спутник решили не отделять. Тем не менее эксперты и журналисты не скупились на комплименты в адрес советских ученых, называя новый успех «фантастическим». Но для Белого дома он стал очередной проблемой.
На Эйзенхауэра вновь обрушился шквал критики, сопровождаемый призывами принять хоть какие-то меры для преодоления отставания. К примеру, сенатор-демократ Фрэнк Чёрч заявил: «Советы на четыре года отставали от нас в разработке атомной бомбы, на один год отставали в создании водородной бомбы. Наконец, Советы обогнали нас в создании межконтинентальной баллистической ракеты и в запуске первых рукотворных спутников. Создав спутники-близнецы, Советы одержали самую впечатляющую победу в непрерывной психологической войне между коммунистическим и свободным правительствами. <...> Потребуем новый Манхэттенский проект, чтобы вернуть Америке и свободному миру наше полноправное господство на научных горизонтах, лежащих в космическом пространстве».
Президент, со свой стороны, заверил, что тоже впечатлен «мощью советских ракет», но видит научные преимущества американских спутников, которые скоро отправятся на орбиту.
Все его обещания оказались перечеркнуты, когда 6 декабря ракета-носитель Vanguard TV-3 с крошечным (1.36 кг) спутником взорвалась на стартовом комплексе.
Ракетная «истерия»
Очевидное фиаско закрепило в западном обществе убеждение, что США отстают не только в космической деятельности, но и в создании стратегических ракет. Наиболее активным сторонником немедленного решения проблемы стал влиятельный журналист-инсайдер Стюарт Элсоп. Он эмоционально писал 14 декабря в «Saturday Evening Post»: «Несомненно, вскоре стратегические ракеты сделают ненужными тяжелые бомбардировщики, так же как огнестрельное оружие сделало ненужными рыцарские доспехи и мечи. Мы стоим перед угрозой того, что Советы осуществят эту замену раньше нас. Иначе говоря, они осуществят прорыв — в Пентагоне о нем говорят просто «прорыв», — и мы окажемся в положении конных французских рыцарей в битве при Креси, с мечами в руках стоявших под стрелами опытных британских лучников, не знавших промаха».
Настроение момента передалось и тем аналитикам, которые, в отличие от Элсопа, получали актуальную секретную информацию и знали, что СССР располагает только одним стартовым комплексом в Тюра-Таме, с которого запускаются и межконтинентальные ракеты, и спутники. Их оценки перспектив изменились, на что указывает отчет «Советская программа создания МБР» (The Soviet ICBM Program), подготовленный сотрудниками Управления научной разведки в конце 1957 года.
В нем среди прочего сообщалось: «Разработка МБР имеет в СССР высший приоритет. <...> Мы полагаем, что СССР будет стремиться усилить стратегический потенциал МБР настолько значительно, насколько это возможно. <...> С середины 1958 года по середину 1959 года в СССР, вероятно, появится первый оперативный центр для работы с прототипами МБР, характеристики которых приближены к боевым. <...> Вероятно, Советы могут производить МБР, строить пусковые установки и обучать персонал с темпами, достаточными для того, чтобы получить 100 МБР примерно через год после создания первого оперативного центра и 500 МБР через два или самое большее через три года после создания первого оперативного центра».
Новая точка зрения стала общепринятой, и в следующем отчете «Советские возможности в области управляемых ракет и космических аппаратов» (Soviet Capabilities in Guided Missiles and Space Vehicles), выпущенном 19 августа 1958 года, аналитики продолжали утверждать, что СССР имеет «технические и промышленные возможности создать оперативный потенциал, включающий 100 МБР до конца 1960 года и, возможно, 500 МБР до конца 1961 года».
Конечно, эти оценки были сильно завышены: советские ракетные войска стратегического назначения находились в стадии становления, и до конца 1961 года удалось возвести всего четыре стартовых комплекса для ракет Р-7А, включая «спутниковый».
Президент Эйзенхауэр по различным разведывательным каналам получал достаточно подробные сведения об этом строительстве, но не стал публично отвергать утверждения о подавляющем превосходстве СССР в ракетах, опасаясь выдать источники информации. Этой «слабостью» воспользовался его главный политический оппонент — сенатор-демократ Джон Кеннеди, который заявил, что «страна проигрывает ракетно-спутниковую гонку с Советским Союзом из-за <...> самодовольных просчетов, скупости, сокращения бюджета, невероятно запутанной бесхозяйственности, расточительного соперничества и зависти».
В июле 1960 года, когда Кеннеди баллотировался в президенты, Эйзенхауэр, чтобы хоть немного снизить накал ракетной «истерии», организовал ему встречу с Алленом Даллесом, директором ЦРУ, который заверил, что слухи о ракетном превосходстве СССР сильно преувеличены. Однако Кеннеди практически не изменил свою риторику, полагая, очевидно, что демагогия вокруг «ракетно-спутникового отставания» все еще остается отличным аргументом в предвыборных дебатах.
Начало «гонки»
Несмотря на то, что президент Эйзенхауэр избегал признавать наличие соперничества в космической деятельности между США и СССР, в западном обществе возобладало представление о происходящем как о «гонке»: ракетной, лунной, космической.
Для преодоления отставания в осуществлении спутниковых запусков 8 ноября 1957 года министр обороны Нил Макэлрой приказал подключить к проекту Агентство баллистических ракет Армии США, чтобы оно как можно скорее подготовило свой вариант отправки космического аппарата на орбиту с помощью ракеты Jupiter-C, созданной командой Вернера фон Брауна.
Как показало дальнейшее развитие событий, выбор оказался верным: в ночь с 31 января на 1 февраля спутник Explorer массой 13.9 кг (это вместе с пустой четвертой ступенью ракеты, из них масса контейнера с аппаратурой — 8.3 кг) был успешно запущен, что позволило комментаторам с облегчением говорить, что США наконец-то включились в «гонку» и имеют шансы вырваться вперед.
Все причастные понимали, что следующим важным историческим достижением, которое закрепит превосходство одной из соперничающих стран, станет полет космического корабля с пилотом. С конца 1957 года Национальный консультативный комитет по аэронавтике (National Advisory Committee for Aeronautics — NACA) изучал вопрос о формировании нового гражданского агентства, которое координировало бы многочисленные инициативные проекты, связанные с созданием спутниковой группировки и конструированием космических кораблей.
14 января 1958 года директор NACA Хью Драйден опубликовал Национальную программу исследований космических технологий (A National Research Program for Space Technology), где говорилось: «Для нашей страны очень срочно и важно как с точки зрения нашего престижа как нации, так и с учетом военной необходимости, чтобы на этот вызов был дан ответ энергичной программой исследований и разработок для завоевания космоса. <...> За научные исследования должно отвечать национальное гражданское агентство».
Президент Эйзенхауэр счел предложение разумным и 2 апреля рекомендовал Конгрессу создать гражданское агентство для руководства всей невоенной космической деятельностью. Конгресс отреагировал принятием соответствующего закона, который Эйзенхауэр подписал 29 июля. NACA превратился в Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства (National Aeronautics and Space Administration — NASA).
1 октября ведомство начало работу, а еще через неделю был официально одобрен проект пилотируемого космического корабля Astronaut, позднее переименованного в Mercury. Можно сказать, что с этого момента началась настоящая космическая «гонка».
Автор: Антон Первушин
Материал опубликован в журнале «Русский космос»
РЮО Новости
